В Казани нобелевский лауреат похоронил отца и стал доктором наук

12 февраля 2004 года

- А вы прочитайте мою автобиографию на сайте Российской академии наук, и все узнаете, - довольно раздраженным тоном начал разговор с корреспондентом "ВК" Виталий Гинзбург. - Я уже так много давал интервью, что у меня нет больше желания встречаться с журналистами. Ведь вам нужно галочку поставить.

Взять интервью у легенды отечественной физики удалось лишь со второй попытки. Виталий Лазаревич вначале долго извинялся за то, что был "тогда несколько груб и раздражен".

- Мне почему-то кажется, что я приехал в Казань ровно через месяц после начала войны - то ли 21, то ли 22 июля по приказу высшего начальства академии наук СССР. Я тогда уже работал в Москве в Физическом институте Академии докторантом (кстати, в 1941 году ему было 25 лет. - В.П.) и должен был защитить докторскую диссертацию. В одно время должность докторанта упразднили, а сейчас она снова есть. Так вот - часть физиков эвакуировали в Свердловскую область, а часть - в Казань. Так я и оказался в вашем городе.

- И в какой же казанской квартире вы замерзали так, что увлеклись сверхпроводимостью материалов при низких температурах, пропускающих ток без сопротивления?

- Если быть точным, то не в квартире, а в общежитии. Меня с коллегами по институту поселили в многоэтажном общежитии Казанского университета. Оно находилось на окраине города - в Клыковке. Вместе со мной в Казань приехали моя первая жена, отец и тетя, которая заменила мне мать. Нам выделили одну комнату на четверых. Моя маленькая дочь со своей бабушкой находилась в то время в эвакуации где-то в другом месте, они приехали к нам позже. Жизнь в те годы была несладкой. А тут еще комната оказалась такой неудачной. Помню, зимой вода все время замерзала, хотя общежитие отапливалось. В общем, жил в эвакуации в голоде, холоде и в ожидании призыва на фронт - я ведь не имел отсрочки. Но я был тогда молод, и сверхпроводимость представляла для меня интерес своей таинственностью. А увлекся сверхпроводниками после лекции Льва Ландау, который построил теорию сверхтекучести. Но основательно начал заниматься сверхпроводимостью немного позже - в 43-м году.

- Виталий Лазаревич, а вы не пытались снять другую квартиру или хотя бы сменить комнату, чтобы заниматься наукой в нормальных условиях?

- Ну как я мог снять?! У меня на это средств не было. Я же в те годы не был начальником. Вот начальству сняли квартиры, но они тоже оказались не очень хорошими. Но холод и голод - еще не самое страшное, что мне пришлось пережить. В годы войны всем было тяжело. В Казани меня постигло большое горе - умер мой отец. Похоронили его на еврейском кладбище. После войны я специально приехал в Казань, чтобы поставить на могиле отца основательный памятник. Во время эвакуации у меня не было такой возможности, что-то сделанное из бетона поставил на могилу. ... Очень долго искал ее, да так и не нашел.

- И что же, до сих пор так и не нашли могилу?

- Так и не нашел. Это моя большая вина перед отцом.

- А не на Арском ли кладбище похоронен ваш отец?

- Возможно, оно теперь называется Арским. Мне помнится, что рядом с еврейским кладбищем было и татарское кладбище.

- Доктором наук вы стали в 26 лет. А чему была посвящена докторская диссертация?

- Теории элементарных частиц. Докторскую, кстати, я защитил во время эвакуации - в Казанском университете.

- Сразу удалось ее защитить?

- Никаких проблем с защитой не было. Правда, мне пришлось дожидаться одного моего оппонента, который жил в Елабуге. В Казани кроме сверхпроводников и теории элементарных частиц я занимался и другими научными работами по физике. Я физику очень люблю. И мне повезло, что в вашем городе в годы войны трудился большой коллектив известных физиков и все работали как следует, и по выходным и праздникам - не так, как сейчас трудятся.

- В последние годы Нобелевские премии присуждаются российским физикам за очень давние открытия. Вот и вам вручили награду за работу, которую делали еще полвека назад. Не обидно, что признание к вам пришло так поздно?

- Да не один я такой! Но все же для меня решение Нобелевского комитета стало неожиданностью, хотя знал, что меня несколько раз выдвигали. За три дня до присуждения мне исполнилось 87 лет.

- И кто же выдвинул вашу кандидатуру?

- Не знаю. Выдвижение на Нобелевскую премию официально держится в секрете, это в каком-то смысле секрет Полишинеля. Согласно правилам Нобелевский комитет ежегодно рассылает во все страны письма с предложениями выдвинуть чью-нибудь кандидатуру на присуждение премии и оговаривает, что выдвижение должно быть тайным. И только через пятьдесят лет после каждого решения комитета рассекречиваются архивы. Я сам не так давно узнал, что меня не раз выдвигали за границей. Так что о подробностях присуждения мне Нобелевской премии узнают мои правнуки через пятьдесят лет.

- Присуждение Нобелевских премий вам и Алексею Абрикосову за прошлые научные открытия - напоминание о том, что в СССР существовала сильная физическая школа. Наверное, есть и другие физики, чьи научные открытия во времена Союза тоже могут быть признаны Нобелевским комитетом.

- Конечно, есть. И я предлагал кандидатуры и буду предлагать, но кого - об этом вам ни в коем случае не скажу. А вообще, нет физики советской, российской или американской. Есть физика международная. Какие-то наши физики получают Нобелевские премии. Политические пристрастия Нобелевского комитета преувеличены. Считаю, что никакой дискриминации по отношению к нашим ученым у комитета нет.

- Вы поддерживаете связи с Академией наук Татарстана?

- Да нет, особых связей у меня сейчас нет. А раньше я общался с профессором Казанского университета, членом-корреспондентом Академии наук СССР Семеном Альтшулером. Кстати, он, как и я, ученик Игоря Тамма. Не раз встречался с Евгением Завойским и другими казанскими физиками. Некоторые из них умерли, другие уже не работают.

- Не собираетесь приехать в Казань в качестве лауреата Нобелевской премии?

- Из Академии наук Татарстана мне не раз поступало приглашение посетить ваш город. Но я стараюсь сейчас не ездить: у меня уже возраст не тот.

- А на что решили потратить премиальные?

- Почему это вас интересует?.. Своим родственникам отдам. Напрасно вы думаете, что премиальные - такие большие деньги. Премию по физике разделили на троих: между профессором Алексеем Абрикосовым, ученым из США Энтонни Леггеттом и мной. Каждому - примерно по 400 тысяч долларов. На эти деньги можно купить один приборчик или квартиру. Если бы я получил миллионы, как олигархи, и в частности ваши казанские, я бы что-нибудь хорошее сделал.
Валентина ПАХОМОВА, "Вечерняя Казань"